ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В

Екатерина Слепышкова
«Если бы знать...»


А.Адабашьян, Н.Михалков «Пианола, или Механическое пианино». Таллиннский муниципальный театр. Режиссер Эльмо Нюганен

В жизни люди редко бывают единодушны, в театре же это происходит только тогда, когда на сцене случается чудо, когда происходящее захватывает всех без исключения, когда возникает нечто, что позднее пытаешься назвать то «атмосферой», то «энергетикой», придумываешь определения, названия, которые на самом деле мало что объясняют. Скорее всего чудо это возможно только в том случае, если режиссер дает зрителям возможность шаг за шагом пройти весь путь, проделанный им вместе с актерами при создании спектакля, и в результате понять то,что поняли они; не предлагает готового решения, но заставляет мыслить. Тогда возникает эффект со-временности зрителей и персонажей, ситуация совместного познания реальности, созданной драматургом и режиссером.

«Пианола» была уникальна именно ощущением полной сопричастности происходящему на сцене. Глубочайшее одиночество, страх перед будущим, боль и стыд -- чувства, овладевавшие героями спектакля, осознавались зрителем не сразу, исподволь, атмосфера отчаяния, казалось, овладевала всем вокруг и от нее невозможно было избавиться, но это происходило постепенно, по мере того, как ты вместе с персонажами пытался понять себя, разобраться, почему в этой жизни сложилось так, а не иначе. Режиссер с удивительной точностью, «по миллиметру» воссоздавал живой мир своих персонажей, и все в его спектакле -- от сценографии (художник Владимир Аншон) до музыкального оформления (композитор Рийна Роозе) -- работало на это. Здесь нельзя было выделить главного героя. Все персонажи -- участники драмы жизни, разыгравшейся перед нами. Актеры составляют безупречный ансамбль, единый организм. Но в то же время каждый из них потрясающе достоверно играет с в о ю судьбу, с в о ю боль, с в о ю тему, а их сочетание уже порождает гармоничное целое. В «Пианоле» нет «мертвых зон». Ритм спектакля, суматошный, нервный в начале, постепенно замедляется к концу первого действия и вновь убыстряется, засасывая в пьяный, угарный водоворот второго акта, как в жизни, когда день то длится, длится и нет ему конца, то промелькнет в одно мгновение -- как не бывало.

...Через дверной проем виднеются, скорее угадываются, еще две проходные комнаты, заставленные обычной дачной мебелью: здесь и кресло-качалка, и обеденный круглый стол с самоваром, и старенькое фортепиано, а неподалеку, на стене -- непонятно откуда взявшаяся школьная доска, вся исписанная результатами карточных баталий. Совсем же рядом стоит нечто непонятное, аккуратно прикрытое мешковиной. Сидишь и не можешь отделаться от ощущения, что ты здесь всего лишь незванный гость: из глубины самой дальней комнаты доносятся голоса хозяев, а прямо перед тобой, в кресле-качалке, лежит кто-то большой, белый, тихо посапывающий. Невнятные голоса начинают приближаться, становятся отчетливее и яснее, и вот уже различаешь отдельные слова, разбираешь грубоватый анекдот о старухе, по ошибке поставившей клистир не тому, кому надо, а потом в «твою» комнату вбегают молодые люди в белых летних костюмах и начинают яростно, взахлеб толковать друг другу что-то про русскую идею, про долг истиного Гражданина. Постепенно людей в комнате становится все больше и больше. Они ходят мимо тебя, острят, спорят, ругаются, мирятся -- и все на расстоянии вытянутой руки от того места, где находишься ты в ожидании того, что вот-вот произойдет невозможное: тебя заметят и раздастся вопрос: «А вот вы, как считаете?..». Но чуда не происходит, и, подобно человеку-невидимке, ты становишься свидетелем бурных событий одного дня и одной ночи, которые, впрочем, ничего не разрешают.

Спектакль Эльмо Нюганена поставлен по сценарию, написанному Александром Адабашьяном и Никитой Михалковым по первой пьесе Чехова «Безотцовщина». Но между известным фильмом «Неоконченная пьеса для механического пианино» и «Пианолой» нет ничего общего. Атмосфера полей и озер, окружающих усадьбу Войницевой, простора, где герои могли отрешиться от проблем, изнуряющих их души, исчезла. Персонажи спектакля обречены оставаться в нескольких комнатах, замкнутом пространстве, вне которого ничего нет, и тщетно пытаться разрешить вечный вопрос российской интеллигенции: «Что делать?». Анна Петровна Войницева (Ану Ламп), ее приемный сын Серж (Андрес Рааг), жена Сержа Софья (Теийену Меристе), Михаил Васильевич Платонов (Мадис Калмет), Александра Павловна -- его жена (Анне Рэеманн), их соседи по имению, друзья мучаются одной проблемой: как жить после того, что случилось с ними, после растраченных даром лет, предательства идеалов юности, измены близким людям. И они мечутся в тесном, душном пространстве, пытаясь скрыть свой страх за неестественно громким смехом, который вот-вот перерастет в истерику.

Внешне все обстоит благополучно. Просто компания старых знакомых в очередной раз проводит вместе время на даче и, конечно же, их отдых не обходится без легкого флирта, игры в фанты на поцелуи, танцев, дурачеств. Но в простых, ничего не значащих фразах, коротких взглядах, судорожных жестах иногда чувствуется громадное нервное напряжение, которое, кажется, копилось годами, чтобы выплеснуться сейчас, здесь. Спектакль мастерски выстроен и напоминает музыкальное произведение, где параллельно развивающиеся темы образуют совершенную по форме симфонию. Из дальней комнаты (декорация такова, что мы не имеем возможности видеть все игровое пространство: с каждого места в зале просматривается лишь какой-то один фрагмент анфилады комнат) слышится звон чайной посуды, приглушенные голоса, мелькают чьи-то тени, кто-то вслух читает газету, кто-то тихо поет, кто-то говорит о любви, а мы слушаем, но не вслушиваемся, просто позволяем этой мелодии заворожить нас.

Из глубины иногда доносятся звуки фортепиано. Нежный перезвон клавишей (играют "Детский альбом" Чайковского) напоминает сегодняшним героям о годах их юности, об их мечтах, о том, какими они хотели стать, о том, кем они оказались после столкновения с жизнью.

Эта же мелодия звучит в спектакле и в другом исполнении. Анна Петровна, желая удивить гостей, демонстрирует им пианолу, или механическое пианино -- совершенный в своей сложности механизм. Звучит музыка, движутся клавиши, будто кто-то невидимый нажимает на них, а собравшиеся гости в ужасе. Саша -- жена Платонова -- падает в обморок, но не потому, что она простая наивная деревенская девушка, испугавшаяся непонятного заморского чуда (такой она была и в пьесе, и в фильме). Наоборот, в спектакле Эльмо Нюганена Саша, пожалуй, единственный сильный, нравственно чистый человек, способный противостоять каждодневным испытаниям жизни, не измениться, не утерять свою сущность. Она теряет сознание, так как чувствует присутствие некой жестокой механической силы, в которой нет ни любви, ни ненависти; силы, способной сломать человека, заставить его приспособиться к окружающей рутине. В настоящем герои «Пианолы» не могут найти ничего, что бы составило смысл их жизни -- все перемешалось, уже ничто не важно, их как будто поглотило огромное механическое чудовище, и символом становятся две фигуры -- Платонова и Софьи, скрючившиеся за обнаженным механизмом, внутренностями пианолы.

Во втором действии исчезает вся бытовая обстановка, видимость дома, хоть немного, но согревающая героев спектакля. Зрители пересажены и видят в беспорядке расставленные стулья, на которых они только что сидели, огромное, словно заполняющее собой, пространство, механическое пианино. Атмосфера неуюта, одиночества подчеркивается и тонкими, поросшими паутиной струнами, туго натянутыми между полом и потолком комнаты. Дом покинут, и герои в пьяном угаре пытаются за одну ночь разрешить проблемы, накопившиеся у них в течение всей жизни. Но надрыв оборачивается фарсом, а самоубийство оканчивается неудачей, и все участники спектакля тихо покидают комнату, уходя в глубину, где чуть светлеет заря, а в полумраке звучит анекдот про старуху и клистир, который рассказывает Анне Петровне Трилецкий и с которого начинался этот сумасшедший день... Круг замкнулся, и ничего не изменилось.

Спектакль кончился. Кончилась жизнь в этом доме. Зрители, комфортно существовавшие в первом акте спектакля в объемном, теплом, полном жизни пространстве, оказались сидящими плечом к плечу перед серой обшарпанной стеной. Итог сомнений и поисков героев спектакля? Итог наших поисков и сомнений? «Если бы знать, если бы знать...»



В оглавление "ПТЖ" N 12


Материалы © 1996, 1997 "Петербургский театральный журнал"
Электронная версия © 1997 Станислав Авзан
Последние изменения: 27 ноября 1997