ЙОТААРККА ПЕННАНЕН

"НЕ ДАЙТЕ ДИКОМУ КАПИТАЛИЗМУ УБИТЬ РУССКИЙ ТЕАТР!"

Известный финский режиссер Йотааркка Пеннанен работает сейчас над большим совместным финско-русским проектом - оперой "Анна Каренина" Владислава Успенского. Проект этот не единственный - есть у постановщика и другие планы относительно русского театра...

Несмотря на занятость и усталость, режиссер нашел время, чтобы ответить на вопросы нашего альманаха, довольно, впрочем, стандартные, которые в целях экономии места мы решили опустить. А из его ответов (присланных, кстати сказать, на русском языке) "скроить" небольшой рассказ, который, по возможности сохранив интонации автора, и публикуем целиком, так сказать, "в переводе с русского на русский".

О прошлом

Мой дедушка был русским. Он пришел в Финляндию пешком из России еще до революции. Он не учил со мной русский язык, но я хорошо помню, как он пел "Вниз по матушке по Волге", и позже я купил эту песню на пластинке в исполнении Шаляпина. Дед носил фамилию "Веселов", но ее он получил, кажется, в армии, откуда и бежал в Финляндию. Его настоящее имя и фамилия были Алексей Размахин, и был он из Псковской губернии.

Русский я учил в Москве, где мой отец работал корреспондентом в конце 1950-х годов.

В Москве я посещал театральный кружок, и мы выступали в Доме пионеров на Красной Пресне. Больше всего мне запомнился Кай из "Снежной королевы". В то время я много бывал в театре, - и в драматическом, и в оперном. Кажется, впервые "Анну Каренину" я увидел в Москве в Малом театре в возрасте 11-12 лет. Я очень сильно сочувствовал Анне и запомнил сцену, где она бросилась под поезд.

Я всегда любил русскую литературу, особенно Достоевского и Толстого. И Чехова, конечно, тоже. "Ревизора" Гоголя я хочу поставить уже давно, но пока мне это не удается. Островский представляется мне тоже интересным драматургом, но он очень труден - из него легко сделать пустой фарс. Но в Петербурге я видел прекрасную постановку "Леса" в Театре на Литейном. Режиссера постановки Григория Козлова мы пригласили в Финляндию.

С драматургией же советского периода очень много проблем. Лучшие произведения этого времени - такие, как, например, "Клоп" и "Баня" Маяковского, или же пьесы Булгакова - "Бег", "Зойкина квартира", "Багровый остров" - в капиталистических странах потеряют свою сатирическую остроту. Адаптация "Мастера и Маргариты" к западной сцене удалась намного лучше, также, впрочем, как и адаптация "Двенадцати стульев", потому что обе они опирались на роман. А роман - это всегда целый мир. В 70-е годы я поставил "Машеньку" Афиногенова. И это единственная работа эпохи социалистического реализма, которую я осуществил. Думал я и о "Трех толстяках" Юрия Олеши, но этот замысел остался незавершенным.

Пьесы Людмилы Разумовской - другое дело. Они не принадлежат к соцреализму, но, скорее, к критическому реализму. Я познакомился с ее пьесой "Сестры" в Москве в маленькой студии на проспекте Вернадского. Постановка была удачной, хотя фамилии режиссера не помню. "Дорогую Елену Сергеевну" я ставил в 90-е годы в Национальном театре Финляндии, и она имела большой успех как у критики, так и у публики. Актерам я сказал, что в этой пьесе в миниатюре показаны причины распада Советского Союза. Но также в ней уже отразилась и жестокость новой капиталистической России в образе Володи.

И русский, и финский театр, и театр вообще меня интересуют прежде всего потому, что мне интересен человек и его отношение к обстоятельствам жизни. В этом я вижу общественную функцию искусства. И хочу понять, зачем надо стремиться к справедливости в обществе, которое явно несправедливо. Зачем верить в любовь в мире, где распространен цинизм и где имущество и деньги важнее человеческой жизни. Все большее количество свободного времени людей заполняется во многом коммерческой американской индустрией развлечений, которую иногда называют индустрией "наполнения" сознания* (*этот термин означает, что американская индустрия развлечения наполняет головы людей пустяками). Театр же имеет громадное значение для всех нас, кто верит в будущее.

После развала Советского Союза финский театр потерял связь с русским театром. Небольшое количество русских пьес пришло к нам через Германию. Знакомые, бывавшие на всевозможных фестивалях, говорили нам, что русская драматургия малоинтересна, что в ней только религиозная мистика и плагиат западного абсурдизма. Мы этому не верили. Мы в Финляндии даже не знали, что идет в театрах России, - информация для туристов обычно касается только оперы, балета и всевозможных концертов.

Но мы продолжали искать связи с Россией. И наконец я наткнулся в Интернете на Московский театральный сервер (www.theatre.ru), и современная театральная жизнь России открылась вновь. Потом, в 1998 году, я нашел Домик драматургов и увидел там работы Людмилы Разумовской. А в Петербурге встретился лично и с остальными авторами Домика. Все они отмечали, что театры мало ставят современных драматургов. В России замечательный театр, но неужели там такая же проблема, как у нас в Финляндии: самое зеленое сено - за забором?!

Позже, в Лахти, я поставил пьесу Разумовской "Домой". Это была первая социальная пьеса из тех, что я успел прочитать в Интернете. Религиозная сторона пьесы сначала испугала меня, но потом я нашел ключ к постановке. Мы познакомились в Выборге с уличными детьми, видели таких детей и в Петербурге, и хотя у нас все не так плохо, но это проблема, похоже, зреет и в Финляндии.

Весной 1999 года в Лахти был организован семинар современной русской драматургии, куда мы пригласили трех петербургских драматургов: Сергея Носова, Людмилу Разумовскую и Андрея Зинчука. Они присутствовали на открытой репетиции пьесы Разумовской и рассказали о театральной жизни России. "Домой" хорошо шла у нас целый год, что для маленького города немало. Мы все очень любим эту пьесу, и нам трудно понять, почему она не идет в Петербурге.

Сейчас в Лахти идет работа над большим проектом, который поддерживает Европейский союз, - мы репетируем драматический мюзикл по роману Толстого "Анна Каренина" вместе с русскими коллегами. Музыку к этому произведению написал профессор петербургской консерватории Владислав Успенский по либретто Татьяны Калининой, в основу которого положен мой сценарий. Оркестровку сделал финский композитор Маркус Фагерудд. Хореограф Эдвальд Смирнов. 14 танцовщиков из Петербурга заняты в этом спектакле. Жанр, который мы выбрали, - новый, его ни в коем случае нельзя путать с жанром классического американского мюзикла. "Les Miserables" к нему несколько ближе. По словам Успенского, это "опера с человеческим лицом" или проще сказать - "демократическая опера", где зрители легко разбирают слова и следят за сюжетом. Информацию по этому поводу можно найти в Интернете по адресу www.lahti.fi/teatteri

О будущем

"Анна Каренина" - моя последняя работа в Лахти. Вскоре я перееду в Тампере, чтобы работать свободным режиссером. И следующую большую работу - "Пер Гюнт" Ибсена - начну в Хельсинки в Шведском театре с художником Андреем фон Шлиппе из Германии. Он русского происхождения и много работал с Любимовым в Европе. Мы с ним встретились вначале в Национальном театре Финляндии, а потом в Шведском театре. Есть также планы насчет кино, телевидения и театра. Интерактивное кино интересует меня уже давно, и вскоре технология позволит это осуществить. В этом плане меня заинтересовали пьесы объединения "Домик драматургов" "Владимирская площадь" и "Игра в DOOM". В последней присутствуют интерактивные элементы, и она погружает нас в мир, где наши дети живут со своими компьютерными играми в виртуальной реальности. Я предлагал эту пьесу в Финляндии и наверняка буду ее ставить.

О будущих работах говорить трудно, потому что у нас в театре не принято делиться информацией с прессой о внутренних планах. Однако могу сказать, что обычно режиссер долго размышляет над будущими работами: я работаю над "Макбетом" Шекспира, над "Царем Эдипом" Софокла, над сценарием одного финского сюжета для театра, о котором Брехт написал стихотворение, и над еще одним сценарием для телевидения, а одновременно ищу для себя новые русские пьесы. Я считаю своей обязанностью предлагать русские пьесы финским театрам и попробую повлиять на то, чтобы их больше переводили на финский язык.

О театре

Наш театральный журнал тоже задал вопросы о театре 90-х годов некоторым артистам. Я пока на них не ответил - режиссер не успевает за многими чужими постановками. Парадоксально, но за границей видишь спектаклей больше, чем дома. Постмодернизм сильно повлиял на финский театр в 90-е годы. Абсурд, перфоменс снова вернулись в моду. Появилось много мюзиклов, и театральные деятели поехали учиться в Америку и в Англию этому искусству. Но мне кажется, что сейчас театр вновь возвращается к общественным темам: средний класс уменьшается, и разница между богатыми и бедными увеличивается. Люди мало верят в изменения в политике, но в то же время им хочется что-то делать. А это все отражается и в театре.

Если кто-то из вас приедет в Финляндию, я бы им посоветовал посмотреть работы таких режиссеров, как Калле Холмберг, Ралф Лонгбакка, Лаура Янтти, Кари Хеисканен, Кари Пауккунен, Йуха Малмиваара, Кристиан Смедс, Ерик СTдерблум, Реко Лундан, Пекка Милоноф, и не исключайте из этого списка меня. Наверняка есть и другие хорошие режиссеры, и я почти, наверное, забыл назвать чьи-то важные имена. Из молодых можно ещT вспомнить Мюллюля и Лескинен.

Мне кажется, что в последние годы финский театр слишком зациклился на формы воплощения: для него стало важным "как?", а не "что?" Конечно, эти два вопроса нельзя разделять, и далеко не все постановщики забыли это самое "что?". Но я полагаю, что самая слабая сторона финского театра - это монокультура. Может быть, это происходит оттого, что страна у нас маленькая.

У русского театра я хотел бы спросить: куда исчезла современная критическая пьеса? В советские времена говорили, что государство не дает художественной свободы. А что происходит теперь? Общественные сюжеты почти не встречаются, хотя то, что происходит сегодня в России, ничуть не менее интересно, чем годы революции и сталинизма. Советская драматургия во многом исказила суть истории и показала прошлое в идеологическом виде. Противоречивые элементы были исключены или изменены, как, например, в пьесах Погодина. Шатров был более реалистичен, но и его работы были ограничены тогдашней политикой. А есть ли сегодня новые исторические пьесы, которые помогли бы нам лучше понять, что произошло в двадцатом веке в России? Я купил видеокассету про Коллонтай. Исторические расследования, выпуск 4-й. Там такая же тенденция искажения истории, как в советское время, но только в перевернутом виде - Коллонтай показана почти проституткой!

Искусство - это зеркало, как говорил Шекспир. Я помню зеркало в "Зеркале" Тарковского, но в пьесе Садур "Чардым" это уже очень смутное зеркало, постзападный абсурдизм (я смотрел спектакль в Тампере). Пьесы Садур я не читал, и поэтому моя критика "Чардыма" может быть и несправедливой. Конечно, я не специалист по русской драматургии, но у меня складывается ощущение, что и теперь очень немногие драматурги имеют желание затрагивать больные общественные вопросы. У русского театра высокий художественный уровень, и я хотел бы большего от их репертуара.

Русская литература - это сердце России. Его много раз пытались приостановить разные правительства - и в царское, и в советское время, но это никому не удалось. В заключение я хочу сказать следующее: "Не дайте дикому капитализму убить русскую литературу и театр!"